СТАТЬИ


ДВЕРИ И ОКНА БОЛОНСКОГО ПРОЦЕССА

Беседовала Светлана ДЕМЕНТЬЕВА
Болонский процесс. Это словосочетание звучит часто, однако, для большинства людей скорее таинственно, чем понятно. Объяснить плюсы и минусы европейских тенденций, которые уже не сегодня-завтра окажутся вживлены в плоть и кровь отечественного образованию, мы попросили авторитетного собеседника – профессора СГУ, директора института филологии и журналистики Валерия ПРОЗОРОВА. Сравнительно недавно Валерий Владимирович вместе со своей коллегой, проректором по научно- методической работе Еленой Генриховной ЕЛИНОЙ, вернулся с курсов «Повышения качества образования, развития инновационной образовательной деятельности и интеграции российских вузов в Европейское образовательное пространство». Были встречи, «круглые столы», симпозиумы – сначала в Москве, потом в Риме, Флоренции, Венеции и том самом университетском центре в средневековом городе Болонья, который, собственно, и подарил название процессу. Сначала попросила профессора поделиться воспоминаниями об увиденном.
- Первый раз был в Италии. Впечатление грандиозное. Венеция, с которой и началась знакомство со страной, лично у меня вызвала образ Атлантиды. Сказка, подёрнутая тленом. Город невообразимой красоты. Не зря кто-то из поэтов сказал, что это город, которого не должно было бы быть, но он всё же родился. Дворец дожей. Дом, в котором согласно легенде жила Дездемона, с навсегда захлопнутыми ставнями. Совершенной красоты дворцы и вдруг, среди почти божественной гармонии, откуда-то выскочившая крыса. Что-то почти гоголевское приходит на ум в такой момент.
Флоренция показалась  похожей на ослепительный фейерверк, который случился среди солнечного дня. Красота, помноженная на красоту. Ну, а вечный город.…Это тоже совершенно особые эмоции. Постигло в Риме ощущение хрупкости собственного бытия. Потому что в Риме постоянно идут раскопки – 3-4 лопатных штыка, погруженных в землю, отделяют от некоей древности, скрывающейся даже не под толщей песка, а совсем близко от прохожих. Соседство с вечностью потрясло меня едва ли не больше, чем обсмотренные туристами Колизей или Ватикан.
Что касается главной цели нашей поездки в Италию – Болоньи, то это небольшой средневековый город, расположенный вдалеке от туристических троп, что сообщает ему самобытность. Из 350-и тысяч городского населения 100 тысяч – студенты. Фактически это город-университет. Он основан XI веке, ему, без малого, тысяча лет.
- Нам представляется, что СГУ, которому осталось совсем чуть-чуть до столетия - патриарх.  По-сравнению  с итальянским коллегой старейший саратовский вуз даже ещё не подросток, а малыш.
- Да. Но при этом могу не без гордости отметить, что на фоне многих других – а в поездке было 28 ректоров, проректоров, профессоров крупнейших российских вузов – наш университет воспринимался по-особому. Было приятно осознавать, что мы не то чтобы значительнее других (утверждать подобное – изрядное снобство), но российские и западные коллеги видели в нас учебное заведение, имеющее живую связь с прошлым. Сто лет гарантируют обладание мощной корневой системой – опытом, который возводит славу учебного заведения.
- В Болонье вам удалось посмотреть какие-то достопримечательности, связанные с развитием учёности?
- Посетили уникальный музей при университете, посвященный истории наук. К сожалению, в нём нельзя было ни фотографировать, снимать на видеокамеру. Старина, к которой итальянцы относятся чрезвычайно трепетно. Средневековые залы, где выставлены предметы, позволяющие проследить не столько жизненный путь тех или иных учёных, сколько историю самих наук, преподававшихся в здешних стенах: мореплавание, география, астрономия, анатомия. Мы ходили из зала в зал, и музей одарял нас знаниями о том, как год от года, век от века прибывала, укрупнялась европейская наука.
- Давайте детальнее поговорим об  укрупнении образования. Сам Болонский процесс ведь возник в конце XX века, когда европейцы поняли, что гумбольдтская система образования, зародившаяся в Германии, изжила себя.
- Совершенно верно. Европейцы озаботились рядом факторов. Во-первых, оценка студенческих работ, заключённая в строгий корсет «отлично», «хорошо» и «удовлетворительно», показалась слишком прямолинейной, лишённой оттенков, полутонов, возможности оценить отдельно красноречие или аналитику студента. Во-вторых (или скорее всё-таки во-первых!), в полный рост встала проблема конвертируемости дипломов и контроля за качеством образования. Европейцы осознали, что единое образование способно сблизить людей даже сильнее, чем экономика, чем торговля и бизнес. Интеграция образования – это сближение культур, а значит, наведение мостов во всех сферах жизни. Но! У европейцев Болонский процесс начался снизу вверх, родившись из насущной необходимости самой жизни. В России он идет сверху вниз – от власти в образовательную сферу. В Европе болонские течения зарождались, у нас они достаточно жёстко внедряются, если не сказать, насаждаются. Но здесь ничего не поделаешь. Как это ни печально звучит, но мы страна, живущая по бессмертному закону Черномырдина.
- Намекаете на сакраментальную фразу «хотели как лучше, а получилось как всегда»?
- Увы, но она всё ещё девиз нашего бытия. Как университетский человек, не могу не испытывать тревоги за то, что принесут всем нам эти преобразования. Потому что реформа – всегда ломка. Мне представляется, что всем нам чрезвычайно важно мобилизоваться, чтобы наломать как можно меньше дров. Чтобы, вживляя прогрессивное, сохранить то чрезвычайно ценное, что было в системе российского образования.
- Так каковы же шипы и розы Болонской программы?
- Сначала о розах. Молодой человек при поступлении сможет выбрать для себя  направление, которое ему интересно. Это бакалавриат с 4-годичным образованием и магистратура, приплюсовывающая 2 года образования. Оговорюсь сразу: человек, закончивший СГУ с дипломом бакалавра, –  это специалист с полноценным высшим образованием. Никакой интеллектуальной обделённости от того, что его обучение сокращено до 4-х лет, он не испытает. На Западе, кстати, бакалавров готовят вообще за 3 года.
- Что же тогда даёт студентам магистратура?
- Магистратура – ступень, готовящая к научной деятельности, к аспирантуре, к написанию докторской диссертации. Это более детальное погружение в мир тех или иных знаний. Если бакалавр захочет продолжать своё научное продвижение – пожалуйста, можете поступать в магистратуру. Сразу после окончания бакалавриата или позже – жёстких рамок нет. Если вам достаточно достойного диплома, гарантирующего полноценные знания в той сфере, которую вы выбрали, зачем учиться 6 лет, если можно посвятить процессу 4 года, а потом активно строить карьеру?!
- Болонский процесс предполагает кредитно-модульную систему обучения, позволяющую суммировать заработанные очки. Поясните, пожалуйста, как не трансформировать образование в некое подобие спортивного состязания, в сумасшедший марафон зарабатывания очков.
- Над этой серьёзной темой предстоит поработать всем – преподавателям высшей школы и законодателям. Потому, что просвещение – чрезвычайно элитарная сфера, для которой существуют очень жёсткие стандарты, но и чрезвычайно губительна палочная дисциплина, переламывание через коленку всего привычного, доброго, наработанного годами.
Любой студент, поступивший в вуз, работающий по болонской системе, получит огромный пакет дисциплин. Причём, что существенно – дисциплины отнюдь не привязаны только к тому факультету, на который он поступил. Студент биофака, например, может заинтересоваться языками – пожалуйста, изучай хоть несколько. Студент отделения филологии имеет шанс в силу своего интереса легко посещать лекции по истории современной Канады или прослушать курс матанализа. Разумеется, беру крайности, но осуществление даже самых экстравагантных, на первый взгляд, стремлений возможно.
- Но ведь молодой человек может попросту погрязнуть в этом разнообразии, утонуть в морях глобальных знаний. Он рискует начать учиться всему сразу и стать невеждой, хватающим по «верхам».
- Вы интуитивно подошли к главному моменту, о котором хочу рассказать. Вычертить прямую образовательных притязаний студента, безошибочно вычленить самое необходимое именно для него, для его способностей, должен так называемый «тьютор». Само это понятие сложно перевести с английского. В приблизительном, но отнюдь не стопроцентно точном переносе данного понятия на русскую почву – это что-то вроде консультанта для учащихся. Тьютор – это тот, кто способствует расставлению образовательных акцентов, кто помогает в самой точной последовательности освоить учебный материал, тот, кто корректирует продолжительность освоения материала.
- Институт тьюторов существует в сегодняшней России?
- В том-то и дело, что нет! Это для нас абсолютно экзотическая профессия. Между тем, для достойного вживления реформ тьютор есть ключевая, решающая фигура. В Европе это одни из самых высокооплачиваемых специалистов, потому как именно они – гарант вхождения студентов в образовательную сферу и дальнейшего продвижение в ней. Если в самые кратчайшие сроки люди этой специальности не появятся, черномырдинский закон отрикошетит по образованию в полной мере!
- Другими словами, болонская реформа должна базироваться на высокопрофессиональном институте тьюторов?
- Совершенно точно. И готовить их надо было начать даже не вчера, а позавчера! Но законодательство, регламентирующие все эти тонкости, у нас отсутствует. Так что ответов больше, чем вопросов, проблем больше, чем позитива. Но, знаете, что ценно? То, что наш вуз вообще узнал про все эти тонкости и подводные камни. Потому что, уверяю вас, для многих вузов слово «тьютор» вообще ничего не говорит. А мы хотя бы вооружились информацией – кто предупреждён, тот вооружён. Больше того, мы получили эксклюзивную информацию  из первых рук.
- То, что «болонизация» образования приходится на непростой период в стране, может сказаться на ходе реформ?
- Думаю, что тень далёкой от идеала социальной обстановки отбрасывается и на процесс обучения, и на реформы очень ощутимо. Возьмите хотя бы такой момент, что на стипендию в тысячу с небольшим рублей (повышенную, заметьте, стипендию!) прожить решительно нельзя. Стало быть, молодые люди, едва поступив в университет, отправляются устраиваться на работу. Помогает это усваивать знания? Маловероятно!
Или некоторые студенты стремятся пройти перспективную стажировку, в том числе за рубежом. В Европе это естественная вещь – перемещение из одного вуза в другой, насыщение знаниями. У нас, чтобы рассчитывать на длительную стажировку, нужно брать академический отпуск (к слову сказать, такой отпуск предполагает недееспособность лица, его взявшего). То есть отсутствие законодательных механизмов заведомо толкает обе стороны – и вуз, и студента – на подлог. Подлог, который очевиден, но при этом благороден и необходим.
Много размышлял над знаменитой фразой о том, что Пётр I прорубил окно в Европу. Всегда интриговала эта фраза. Почему окно, а не дверь?! Окно – это зона некоего беспокойства. В окно сквозит. Оно может разбиться. В окно могут влезть. Да и вообще, как-то естественнее входить в помещение, тем более приходить в гости, через дверь! А сейчас осознаю: метафора не лукавит. Она убийственно точна! В Европу у нас действительно прорублено только окно. Причём, не самое широкое. Через него нам и пробираться в цивилизованный мир. Ободраться вполне реально во время «оконного вояжа». Синяков и царапин понаставить. Но таков, похоже, российский менталитет – мы интегрируемся в европейский образовательный процесс с массой стрессов.
- Скажите, а хозяева знаменитого Болонского университета готовы принять российских студентов?
- Готовы! Они открыты для общения, для контактов! Оптимистично, что СГУ реально может оказаться в числе первых вузов, студенты которого отправятся на покорение европейского Олимпа просвещения. Однако здесь важно не забывать о таком моменте, как историко-культурное наследие стран. У нас и итальянцев разная иерархия образовательных ценностей. Поэтому набор интеллектуальных кредиток российского студента способен  озадачить и даже обескуражить европейского профессора. Есть предметы, которые у нас котируются и считаются сложными и важными, а у них в лучшем случае пробегаются мимоходом, а то и вовсе не преподаются. И эти противоречия, раз мы хотим по-настоящему интегрироваться в европейский процесс, тоже необходимо будет решить!
- Как принимали вас сами хозяева средневековой обители знаний?
- Замечательно! Заинтересованно и радушно. Итальянцы вообще чрезвычайно радушный народ.
- Языкового барьера не возникало?
- Во-первых, с нами работали хорошие переводчики. Во-вторых, понял, что при общении с итальянцами переводчик может даже усложнять процесс коммуникации (улыбается). Такой вот парадокс! Всё дело в том, что итальянцы не просто жестикулируют. Они разговаривают на пальцах. Чрезвычайно точно выражение «показать на пальцах». Их пальцы на загляденье – тонкие, длинные, красивые! И при общении эти пальцы творят чудеса. Они рисуют в воздухе, создают сюжеты и образы. Так что мы за эти несколько дней в Италии научились считывать информацию с пальцев. И могли уже сносно понимать итальянцев даже без переводчика.
- Чтобы болонский процесс как можно качественнее заработал, что будет предприниматься профессорско-преподовательским составом СГУ?
- Будем стремиться стать как можно более активными участниками всех симпозиумов, «круглых столов», мозговых штурмов и тренингов на эту тему. Реформа предстоит масштабная. К счастью, наш университет обладает завидным творческим потенциалом, и полагаю, с помощью современных образовательных технологий мы окажемся вполне способны вырастить  тьюторов из числа собственных сотрудников. Лучше, если этот высокопрофессиональный человек, личность, сочетающая в себе способности учёного, психолога, педагога, тактика и стратега образовательной сферы, не будет для вуза варягом, чужаком.
- Корни должны спасти и взлелеять крону?
- Совершенно верно. Почти век творческой и плодотворной жизни должен помочь университету осилить все проблемы болонского процесса. В 100 лет, конечно, не очень оптимистично проникать в европейское образовательное сообщество через окно (улыбается) Но ничего не поделаешь – мы живём в России. Со всеми вытекающими отсюда плюсами и минусами.