СТАТЬИ


УЧЁНЫЙ, НАСТАВНИК, ДРУГ

Сегодня знаменательный день для кафедры русской литературы ХХ века Института филологии и журналистики Саратовского государственного университета имени Н.Г.Чернышевского. День памятный и торжественный. Сегодня кафедра отмечает 100-летний юбилей профессора Павла Андреевича БУГАЕНКО – первого заведующего этой кафедрой, который возглавлял её в течение 25 лет до самой своей кончины весной 1983 года.
Судьба этого замечательного человека вобрала в себя все потрясения и трагедии, взлёты и падения беспокойного XX века. Он всегда хотел чувствовать себя ко всему причастным, быть не просто созерцателем, а «содеятелем». Природа создала его борцом, подвижником, история бросила его в гущу испытаний и вся его долгая жизнь была прошла под знаком борьбы, преодоления, утверждения однажды выбранных принципов.
О нём говорили, что ему было дано сразу всё, что другим даётся в отдельности. Блестящий учёный и талантливый организатор, мудрый педагог-наставник и яркий лектор и публицист, он был человеком своей эпохи и с готовность принимал всё, что она ему преподносила. Он всегда подчеркивал, что дело всей его жизни – литература, но не покойным и книжным оказалось это дело, а бурным и драматичным.
Жизнь Павла Андреевича Бугаенко началась 25 июня 1908 года в Санкт-Петербурге, его отец был морским офицером. Однако основная часть его взрослой биографии тесно связана с Поволжьем, с землёй Саратовской.
Вот как сам профессор Бугаенко рассказывал о своей юности (в архиве кафедры русской литературы ХХ века сохранились записи его воспоминаний):
- Жил я в маленьком городке на Волге, в уездном центре, который назывался Николаевск. На левом берегу Волги, напротив Камышина. Учился в педагогическом техникуме. В 1924 году был объявлен ленинский призыв в партию. Этот призыв всколыхнул и молодёжь – тогда я стал комсомольцем. Время было суровое, гражданская война кончилась, но в заволжских степях ещё давали о себе знать недобитые белые банды. И вот, пожалуй, самое яркое впечатление той боевой поры – это комсомольская дружба, суровая, очень требовательная. Зачислили нас в ЧОН – часть особого назначения, учили ездить на коне, стрелять, владеть шашкой. Правда, не пришлось нам эту шашку использовать в боевых целях – с бандами справились без нас. Но вот один эпизод, который сейчас воспринимается как комический, а тогда мог повлечь за собой очень серьёзные последствия. Был я уже на втором курсе педагогического техникума, когда родители купили мне костюм. Мой отец повязал мне галстук – сам я этого делать ещё не умел – и я в таком виде отправился на собрание комсомольской ячейки. На меня сразу обратили внимание. Секретарь отвёл меня в сторону и сказал: «Омещаниваешься? Поставим вопрос о тебе на бюро». И поставили. На бюро мои товарищи мне очень серьёзно и даже мрачно разъясняли, что привязывать к шее галстук для комсомольца недопустимо и позорно, это верная примета мещанства. Повторяю, сейчас это всё кажется смешным, но тогда я принял проработку на бюро очень близко к сердцу. Такое тогда было время – суровое, порой жестокое, но очень прямое, честное и чистое.
После окончания педагогического техникума уездный комитет комсомола направил комсомольца Бугаенко преподавать русский язык и литературу в среднюю школу. было ему тогда неполных семнадцать лет, а ученикам старших классов – по восемнадцать и по девятнадцать. Но он сумел увлечь ребят литературой. Тогда же, как выяснится позже, определилась и его собственная судьба, которая теперь будет неразрывно связана с преподаванием литературы.
- Год я преподавал русский язык и литературу в этой школе второй ступени. Потом уком направил меня на учёбу в Саратовский университет. Там не было выбора – язык или литература. Отдельного филологического факультета ещё не существовало, а был педагогический факультет с лингвистическим отделением. Было это в 1927 году. На одном курсе со мной учился Василий Михайлович Черников, на курс моложе – Евграф Иванович Покусаев. Вот вся это группа товарищей, потом профессионально занимавшихся преподаванием литературы.
Я не закончил педагогического факультета – за несколько месяцев до выпуска был отозван решением краевого комитета комсомола и соответствующих партийных инстанций и направлен директором Балашовского педагогического техникума, впоследствии ставшего педучилищем. Вот там и прошёл для меня незабвенный 1932 год. Собственно, в самом техникуме мне приходилось бывать мало. В основном я выполнял поручения балашовского окружного комитета партии по ликвидации кулачества и созданию коллективных хозяйств в сёлах округа. Время было тяжёлое, коллективизация шла трудно. В соседнем с Балашовом селе Большая Грязнуха моего товарища. Заведующего окружным отделом образования убили кулаки, так что всё было сложно. Конечно, потом много говори лось о том, что мы допустили много ошибок, перегибов, действовали чересчур прямолинейно. Но тогда мы верили в свою правоту и уже в 1932 году колхозы были поставлены на ноги.
Потом были трудные годы работы в отделе народного образования Нижневолжского края. Перестройка школы, поиски новых образовательных методик. Новых подходов. Во время своей работы в крайоно Бугаенко встречался с Анатолием Луначарским, Андреем Бубновым, Надеждой Крупской. Эти встречи произвели на него незабываемое впечатление, много лет спустя он вспоминал о них в своих книгах. Годы работы в крайкоме, частые поездки по сельским школам, общение с простыми учителями и известными деятелями зарождающейся в ту пору новой советской педагогики, дали Павлу Андреевичу большой жизненный опыт. Чувство ответственности за подрастающее поколение, уважение к труду учителя, страстную любовь к делу народного просвещения он пронёс через всю свою жизнь. Уже будучи известным учёным, университетским профессором, он с удовольствием выступал в школах, участвовал в школьных диспутах, встречах с педагогами и учениками. Не было в Саратовской области учителя-словесника, который бы не слышал яркие, увлекающие выступления Бугаенко на учительских семинарах. Так было заведено и на руководимой им кафедре – уделять школе первостепенное внимание, всегда приходить туда на помощь. оставив самые неотложные дела.
Тогда же, в предвоенные годы стали определяться и его исследовательские интересы. Особенно привлекал его творческий облик Анатолия Луначарского.
- Что касается Анатолия Васильевича Луначарского, то после того как мне довелось встречаться с ним, слушать его, я буквально заболел его творчеством. Ярчайшая, талантливейшая личность. Общение с ним оставило самый глубокий след в моей душе в ту пору, когда я занимал различные должности в органах народного образования.
Но между планами и их осуществлением легли тягчайшие военные годы. Подобно миллионам своих соотечественников и современников Павел Андреевич вынужден был расстаться с книгами, школами, учениками и учителями для того чтобы защищать их с оружием в руках.
Вначале была финская война, о которой потом старались не вспоминать, но которую довелось пройти деятелю наробраза. Затем Великая Отечественная, где гвардии майору Бугаенко, кавалеру ордену Красной Звезды, заместителю начальника штаба 47-ой танковой дивизии, затем помощнику командира 5-ой гвардейской танковой бригады довелось сполна узнать и героическую, и трагическую сторону мировой войны. В мае 1942 года при выходе из окружения под Харьковом он попал в плен. Три долгих года в фашистских лагерях не сломили его волю и в марте победного 1945 он бежал, перейдя линию фронта. После мук плена ему пришлось выдержать проверку особым отделом и до конца жизни ощущать холодок недоверия со стороны «компетентных органов».
Но вопрос с выбором дальнейшего жизненного пути, несмотря ни на что, уже был решён бесповоротно.
- Когда я вернулся в Саратов после демобилизации, как-то даже не задумывался, чем мне
 теперь заниматься, судьба была определена. Счастье моё состояло в том, что Александр Павлович Скафтымов, известнейший и авторитетнейший в ту пору учёный-филолог, знавший меня ещё по студенческим годам – я слушал его лекции – рекомендовал меня на работу в дом-музей Чернышевского заместителем директора по научной части. Тогда мои научно-исследовательские интересы обратились к творческому наследию Чернышевского, что во многом было связано со служебным положением. Проработав три года в музее, я был приглашён в университет, вскоре защитил кандидатскую диссертацию по эстетической теории Чернышевского. С тех пор – с 1949 года – моя жизнь неразрывно связана с Саратовским государственным университетом.
Мне приходилось вести работу со студенчеством в первые послевоенные годы. Тогда ещё и я сам был переполнен военных впечатлений и на студенческих скамьях сидели люди. которые тоже, как и я, вернулись с войны. Сейчас среди тогдашних студентов-фронтовиков немало видных учёных-литературоведов. Естественно, эти люди отличались организованностью, подчёркнутой самостоятельностью суждений и какой-то, я бы сказал, цепкой хваткой. Таковы были черты военного поколения студентов.  Затем пришли другие поколения, те, кто пересел на университетскую скамью со школьной, со всеми особенностями и слабостями современного им школьного образования. Когда их спрашиваешь, почему они пошли на филфак, они обычно отвечают: «Люблю литературу». Пожалуй, это ответ не совсем обдуманный. Литературу многие любят, но ведь им предстоит стать преподавателями, нести свои знания другим. Вот мы и должны видеть свою задачу не просто в том, чтобы приохотить их к чтению литературных произведений, но в том, чтобы научить их анализировать и понимать произведения и литературный процесс в целом. Важно, чтобы они умели представлять своим будущим ученикам литературных героев не как скучных для изучения «типичных представителей», а как целостные творческие образы. В этом мы и видим свою задачу.
В Саратовском университете Павел Андреевич работал до конца своей жизни. В 1958 году открылась кафедра советской литературы и он возглавил её. Его работы, посвящённые творчеству Анатолия Луначарского и его связи с литературным движением – в 1967 году он защитил докторскую диссертацию по этой теме – стали классикой литературной науки. Так же как и многочисленные исследования творчества Константина Федина, по существу способствующие определению истинного места этого большого писателя в литературном контексте сложного ХХ века. Именно Бугаенко стал инициатором создания в Саратове музея Федина, ставшего впоследствии одним из центров культурной жизни города.
Университет стал главным определяющим началом в судьбе профессора Бугаенко. С 1963 по 1971 годы он занимал должность проректора по учебной работе. С ноября 1969 по декабрь 1970 года был исполняющим обязанности ректора.  С 1970 года и до смерти он руководил головным советом по филологическим наукам, координирующим работу всех филфаков Российской Федерации. На филологическом факультете СГУ  читал становые курсы – «История советской литературы», «История литературной критики», «Теория литературы», спецкурсы по литературе и журналистике. Был одним из инициаторов подготовки журналистов. Многие известные теперь учёные получили путёвку в научную жизнь в семинарах, руководимых Павлом Андреевичем. Его многочисленные ученики, бывшие студенты, соискатели и аспиранты с огромной благодарностью вспоминают своего учителя. В писательской среде его помнят и ценят как прекрасного литературного критика, способствовавшего росту, постоянному повышению уровня творческой жизни Саратова.
Автор десятка монографий, нескольких сотен статей и рецензий, участник множества коллективных трудов, Павел Андреевич Бугаенко оставил яркий след в истории Саратовского университета, в литературоведческой науке ХХ столетия, в памяти множества людей, с которыми его сводила судьба.
 
 
ОН БЫЛ СОЗИДАТЕЛЕМ ЖИЗНИ
Вот высказывания людей, которые близко знали Павла Андреевича Бугаенко, учились у него, работали вместе с ним долгие годы. Все они считают – им повезло, что их пути пересеклись с судьбой этого замечательного человека.
Ирина Юрьевна ИВАНЮШИНА, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русской литературы ХХ века СГУ:
- Нынешний 2008 год для нашей кафедры – юбилейный по многим причинам. Мы отмечаем несколько дат, как радостных, так и печальных. В этом году исполняется 100 лет со дня рождения Павла Андреевича Бугаенко, профессора, основателя нашей кафедры и её первого руководителя, бессменного в течении четверти века. В этом же году исполняется 25 лет  с тех пор как его нет с нами. Наша кафедра – тогда она ещё называлась иначе, кафедрой советской литературы – была основана в 1958 году, значит, в нынешнем ей исполняется полвека.  И в эти дни мы с особенной теплотой и благодарностью вспоминаем Павла Андреевича, создателя нашей кафедры, человека очень сложной судьбы, крупную оригинальную личность, интересного исследователя, прекрасного организатора науки. Мы благодарны ему за всё и видим свой долг в том, чтобы всемерно поддерживать те славные традиции, которые он заложил, те устои, которые он всю жизнь защищал и развивал.
Ольга Борисовна СИРОТИНИНА, доктор филологических наук, профессор СГУ:
- Павел Андреевич Бугаенко в моей жизни значил очень много, потому что, начиная с 1970 года, мы с ним вместе работали в Головном совете по филологическим наукам. Базой этого совета был наш университет, наш филологический факультет, Павел Андреевич – его председателем, а я – его заместителем. Одним из трёх, но поскольку остальные двое работали в других вузах, то, наверное, мы с ним находились в самом тесном контакте.
До этого я, конечно, знала Павла Андреевича, знала его биографию, что он когда-то закончил Саратовский университет, ещё в первый период его существования, что он  очень много работал на различных руководящих должностях в органах народного образования, потом воевал, попал в плен. Долго был в плену, в одном из лагерей находился одновременно с сыном Иосифа Сталина Яковом – если, конечно, это действительно был сын, а не подмена. Потом участвовал в деятельности подпольной лагерной организации советских военнопленных. Когда в этой организации его немножко подкормили, к нему вернулись силы, он бежал и ещё после этого продолжал воевать. Был, если не ошибаюсь, заместителем начальника штаба какой-то танковой бригады. Надо сказать, что рассказывал он обо всём этом мало – по крайней мере, мне. Но что мне врезалось в память: он не курил и как-то сказал, что бросил курить поневоле, когда попал в лагерь для военнопленных, где такой возможности не было. И это было для него настолько мучительно, что когда возможность появилась, он не стал возвращаться к прежней привычку, чтобы не дай Бог, вновь не испытать когда-нибудь таких мучений.
Знаю, что у него были сложности после войны из-за того, что он побывал в плену. Так получилось, что Павел Андреевич закопал где-то свой партбилет. Места этого позже найти, конечно же, не смог, свидетелей, которые могли бы что-то подтвердить, тоже не было. В партии его не восстановили и в дальнейшем это создавало помехи для его продвижения. Но потом времена изменились, стало немного полегче и Бугаенко снова подал заявление с просьбой принять его в партию. Его приняли и он даже был у нас в парткоме университета. И вот как член университетского парткома, и как проректор по учебной работе и даже обязанности ректора он исполнял некоторое время, он для университета сделал очень многое. Его усилиями были выстроены восьмой и девятый корпуса – это было очень важно, в то время университет буквально задыхался от отсутствия учебных площадей. Учитывая его огромный вклад в развитие вуза, было очень обидно, что ректором его так и не сделали, только обязанности ректора исполнял больше года, затем ректором стал другой человек.
Мне трудно сказать что-либо конкретное о Павле Андреевиче как учёном – хотя я знаю, что он блистательно защитил докторскую диссертацию, это всё было на моих глазах, знаю, что он сдавал в печать множество работ. Но это была не моя сфера научных интересов. Зато я очень хорошо знаю, что он был прекрасным председателем головного совета и многое сделал для развития филологии в целом. Ведь тогда в министерстве образования филологию за науку не считали. Помню, как я приехала туда с ежегодным отчетом о деятельности Головного совета. В канцелярии, куда меня отправили зарегистрировать этот отчёт, посмотрели название и спросили: «Филологические науки? А разве такие есть?». Соответствующим было и отношение.
Современные филологи даже представить себе не могут как невероятно трудно было в ту пору что-либо издать. Мы ежегодно составляли планы изданий филологической литературы по всем вузам Российской Федерации от Владивостока до Мурманска. Конечно, старались никого не обидеть. Потом такая организация как Главлит – цензура – весь план «рубила», поскольку это не актуально, то не научно, третье просто неинтересно. Мы ехали в Москву и невероятными усилиями отстаивали, что могли. Чиновники в Министерстве удивлялись нашей настойчивости. Заслуга Павла Андреевича в этом была огромна, такая работа требовала от него очень много сил. Он и умер в 1983 году накануне очередного пленума Головного совета, где планировал очередное продвижение научных публикаций. Думаю. было бы справедливо, если бы филологи всей России поставили ему памятник – но ведь многие так до сих пор и не знают, что для них в течение стольких лет делал этот человек, который никогда не афишировал своих заслуг. А молодые попросту не могут себе представить себе тогдашней ситуации, настолько она отличается от нынешней. Мара Борисовна БОРИСОВА, доктор филологических наук, профессор СГУ:
- Я много лет была знакома с Павлом Андреевичем Бугаенко, даже не просто знакома, а работала с ним в очень тесном контакте и как с профессором нашего факультета, и как с руководителем кафедры, в деятельности которой я тоже принимала косвенное участие. У меня сохранились самые лучшие, самые тёплые воспоминания о всех сторонах его личности – и как учёного, и как человека.
Я познакомилась с Павлом Андреевичем в 1952 году – с тех пор вся моя жизнь проходила в постоянном с ним общении. В самом начале, когда я только приехала из Ленинграда в Саратов, сразу увидела в Бугаенко очень интересного, яркого, крупного, учёного и одновременно человека подлинно гражданского темперамента. Он был не просто преподавателем. Это был настоящий энтузиаст науки, прекрасный лектор, человек огромных знаний, много сделавший для развития науки о литературе советского периода, которой он отдавал свою жизнь всю без остатка. Особенно интересны, глубоки и оригинальны были его работы о творчестве Луначарского и Федина. Его отличала глубина и тонкость анализа содержания, очень тщательная интерпретация литературного процесса и при этом большое внимание именно к форме художественного произведения. Именно это меня и сближало с Павлом Андреевичем.  
Особенно тесные научные контакты с Павлом Андреевичем у меня были в период подготовки Фединской конференции. Он вообще был мастером организовывать конференции. Они всегда выходили за рамки просто научных чтений, превращались в значимые, торжественные события не только литературной, культурной, но и гражданской жизни. Так было и на этот раз. Готовилась очень интересная, яркая и оригинальная по замыслам конференция с приглашением – что было очень важно – самого писателя. Это было так торжественно, так ново и необычно – участие самого писателя в посвящённой ему научной сессии.
 Для меня эта совместная подготовка стала очень важной и очень полезной. Павел Андреевич очень интересовался проблемами языка литературных произведений, которым как раз и был посвящён мой доклад. Он во всё вникал, давал очень ценные советы. В самой этой конференции проявился талант Бугаенко как организатора. Он умел создать непринуждённую, но при этом высокопрофессиональную атмосферу дискуссии, обсуждения.
Я уже говорила о большом таланте Павла Андреевича как лектора. В своих выступлениях перед студентами, на конференциях, на заседаниях Учёного совета он не просто сообщал какие-то сведения, но часто рассказывал о своих контактах, личных встречах с писателями. У него были очень обширные связи в писательских кругах. Он часто участвовал в писательских съездах и всегда старался донести до своих слушателей атмосферу этих форумов, тот особенный дух, царивший там.
Хотелось бы отметить ещё одну его черту – Бугаенко никогда не был чисто кабинетным учёным. Я уже говорила о его ярко выраженном гражданском темпераменте. Он постоянно проводил дискуссии и полемики, участвовал в работе литературно-критических секций, организовывал встречи с писателями, словом, был в гуще всех событий, в гуще жизни.
Будучи проректором, и.о. ректора университета, председателем Головного совета по филологическим наукам Павел Андреевич всегда был внимателен к проблемам каждого преподавателя, каждого аспиранта и студента, старался всем помочь, всем сделать добро. Потому он и оставил о себе такую добрую, светлую память как об учёном, общественном деятеле и просто как о человеке.
Людмила Ефимовна ГЕРАСИМОВА, кандидат филологических наук, профессор СГУ:
- Я была аспиранткой Павла Андреевича, нас было несколько человек у него в аспирантуре. Вот о чём бы мне хотелось сказать в первую очередь. Павел Андреевич, наш руководитель был, как это всем известно человеком очень чётким, очень последовательным в своих убеждениях, ни на йоту не отступавшим о своих принципов. Но при  этом – человеком очень великодушным и необычайно диалогичным – от слова «диалог».  Он всегда вступал с нами в диалог, вёл серьёзный разговор, даже когда мы были совсем молодыми. И даже в тех случаях, когда не разделял наших идей, но мы умели их доказать, то всегда это радовался и даже восхищался.
Я в то время увлекалась тартуско-московской научной школой, работами Юрия Михайловича Лотмана по структуральному анализу. Павел Андреевич их воспринимал несколько скептически. И вот однажды он пришёл ко мне на лекцию, когда я излагала идеи тартуско-московской школы. Пришёл неожиданно, я, конечно, растерялась, заволновалась. Но мой учитель внимательно выслушал всё, что я говорила студентам и после лекции сказал мне: «У вас хорошо получается. Читайте».
Так было всегда, когда человек предлагал новую неожиданную тему, новую концепцию, новый методологический подход – пусть даже самому Павлу Андреевичу это было не близко, он всегда давал людям возможность развиваться. В этом была его главная особенность как учёного-педагога – он уважал науку и уважал людей, которые этой наукой занимаются. Конечно, никакой развязности, никакой излишней болтливости при нём быть не могло – этого не допускалось. Но если ты серьёзно идёшь по выбранному самостоятельно пути – он тебя выслушивал, с тобой считался.
У нас тогда были кружки, которые вели мы, молодые преподаватели. Кружок современной поэзии вела Маргарита Петровна Белова, а мы с Олегом Ивановичем Ильиным, в то время уже доцентом, вели кружок современной прозы. На его занятиях мы со студентами обсуждали литературные новинки. Павел Андреевич всегда пристрастно расспрашивал нас о том, как проходят эти обсуждения, какие мнения высказывают студенты-первокурсники. Всегда спрашивал, есть ли на первом курсе талантливые ребята – он очень любил талантливых людей, всегда старался их выделять, помогать им расти как профессионалам. Педагогом он был замечательным.
Что ещё было замечательно в его судьбе – он учился на филфаке 1920-х годов. Слушал лекции, например, Александра Павловича Скафтымова и одновременно Рилевича, идеолога большевизма. Тогда были самые разные учёные, самые разнообразные школы и подходы. Потом в течение долгого времени изучать эти 20-е годы было невозможно. Существовало множество запретов, преград. И когда была создана кафедра, которую возглавил Павел Андреевич, как раз в период «оттепели», завеса приоткрылась и он смог снова окунуться в ту эпоху, невероятно сложную, невероятно многообразную. И тогда не обо всём ещё можно было говорить, когда пришёл новый виток открытости – перестройка и гласность, наконец-то стали издавать запрещённых прежде авторов, появилась возможность исследовать их творчество всесторонне, Павла Андреевича уже не было в живых. Но мы, его ученики продолжаем и сейчас ощущать тот запал, который он нам дал в изучении литературного процесса 1920-х годов, идём по тому пути, который он указал. Теперь уже и наши выпускники продолжают это исследовательское дело. Так на нашей кафедре органически возникла и не прерывается живая преемственность поколений, живая связь времён. Возникло это благодаря нашему дорогому учителю Павлу Андреевичу Бугаенко.